На северном Кавказе люди убивают своих родственников за гомосексуальность и атеизм. Эта кровавая традиция называется «убийством чести». Их лишают жизни, чтобы смыть «позор» перед соседями и знакомыми. Убивают и за побег от домашнего насилия, что, возможно, и произошло с девушкой, ставшей известной уже после своего принудительного возвращения в Чечню.
В октябре 2022 года Седа Сулейманова обратилась к кризисной группе СК SOS из-за того, что её семья хотела насильно выдать девушку замуж, она подвергалась домашнему насилию и опасалась «убийства чести». Правозащитники эвакуировали её из Чечни в Петербург. В феврале 2023 года в кофейню, где работала Седа, пришёл её двоюродный брат с намерением вернуть девушку домой, но ей удалось сбежать. Седа сменила работу и жильё, но осталась жить в Петербурге. 23 августа 2023 года девушку похитили чеченские силовики и передали семье, началась медийная кампанию по её поиску. Пытаясь доказать, что с Седой всё хорошо, уполномоченный по правам человека в Чечне Мансур Солтаев 29 августа опубликовал совместную фотографию с ней, а 4 сентября — видео, на котором они вместе прогуливаются во дворе дома. С сентября 2023 года Седа пропала из социальных сетей, и ее никто не видел. Ее жених, Стас, принял ислам в надежде, что семья девушки позволит им пожениться. 7 февраля СК SOS со ссылкой на свои источники в Чечне заявила, что Седа могла быть убита. 3 апреля правозащитники сообщили, что Следственный комитет возбудил уголовное дело по факту «безвестного исчезновения» Седы.
Мы поговорили с подругой Седы, Леной Патяевой. Ей 31 год, она родилась и прожила большую часть жизни в Москве. Девушка закончила бакалавриат по специальности «Социальная психология» в МГППУ и магистратуру по специальности «Политическая философия» в Шанинке. После Лена решила, что не ее характер не подходит для науки, бросила всё и переехала в Петербург. В северной столице девушка работает монтажницей металлических дверей.
Лена познакомилась с Седой через общих знакомых, когда искала соседку для совместного съёма квартиры. Лена и Седа прожили вместе всего несколько дней. К Седе на работу пришёл её двоюродный брат Ахмед Батаев и стал угрожать насильственным возвращением домой с помощью правоохранительных органов. После этого Седа была вынуждена вернуться в шелтер Кризисной группы СК SOS. Несмотря на то, что девушки больше не жили вместе, они очень быстро стали близкими подругами.
— Расскажи про её побег. Я читала про две причины, из-за чего Седа сбежала. СК SOS писали, что она боялась убийства чести из-за недостаточной религиозности. «Говорит НеМосква» писали, что она бежала, потому что ее хотели насильно выдать замуж.
Я могу сказать, что над ней просто сгущались тучи. Ее семья потихоньку понимала, что она не тот человек, которым они хотят ее видеть, не та дочь, не та сестра, которая им нужна, что она другая, что она более свободная, что она хочет того, чего ей не позволено хотеть. И каким конкретно исходом бы это закончилось? Закончилось бы это насильным браком. Или закончилось бы это клиникой, где изгоняют джиннов, где их к батареям приковывают. Или закончилось бы это убийством. Или просто избиением, и, может быть, ее держали бы дома, уже не дали бы ей возможности работать, с кем-то общаться, телефон бы отняли. То есть я не знаю, какой конкретный исход. Она не говорила, что вот какой-то один-единственный возможный исход, других вариантов быть не может. Она говорила, что вариантов много и что она знала, что если она не сбежит сейчас, то завтра уже сбежать не сможет. Поэтому и получается, что разные издания делают на разном акцент.
— Её били до побега?
Да, я знаю, что к ней применялось физическое насилие, но подробно она не рассказывала про это. Я не знаю, были ли там какие-то жестокие избиения, или это были просто пинки, толчки, подзатыльники — это вообще базовое насилие в Чечне, с которым буквально каждый сталкивается, которое они даже не воспринимают как какое-то насилие. Она делилась тем, что ее шмонали, что ее контролировали, что ей всё запрещали, выговоры делали.
— Что Седа чувствовала по отношению к своей семье?
Мать она однозначно любила. Седа очень сильно за нее переживала, переживала, что матери плохо из-за того, что она сбежала, что у матери могут быть проблемы со здоровьем. По этой причине Седа через левый аккаунт находила возможность с ней связаться, давала ей знать, что все хорошо, что она жива. Так, чтобы ее никак при этом саму нельзя было вычислить. Мать ее уговаривала вернуться. Естественно, что Седа на это не велась, не подкупалась. Она понимала, что как бы сейчас на словах все хорошо ни было, она вернется – и будет в сто раз хуже из-за её побега.
Когда она говорила «меня убьют», у меня это в голове не укладывалось. Одно дело знать это чисто теоретически, что такое есть, другое дело – от своей близкой подруги, от человека, которого я перед собой вижу, слышать «меня убьют родственники». Для нее это была реальность. И она говорила, что брат может убить ее. Я говорила: «Ну, как? Как он тебя может убить? В смысле он тебя может убить?» Она говорила: «Ну вот так, как бы сильно тебя ни любили, но тебя могут убить, несмотря на всю любовь». Любовь — это одна категория, а необходимость убить — это другая категория.
— Расскажи про попытку похищения.
В кофейню, в которой работала Седа, пришёл её двоюродный брат, он пытался заставить ее вернуться домой. Когда он говорил с Седой, зашел посетитель. Брат решил не выносить сор из избы, не кипишевать при посторонних, он вышел. Но не учел, что есть еще задний выход. Зашедший был постоянным посетителем, Седа его знала. Она ему сказала: «Меня хотят похитить, помоги мне». Он сказал: «Выходи через задний вход, я кафешку закрою и приду к тебе. Иди сядь в мою машину». Она испугалась, не стала его долго ждать, решила, что лучше самой сбежать, не дожидаясь его, а то еще брат найдет. Она выкинула телефон, выкинула симку, долго бежала, людей попросила о помощи, ей дали телефон, она вызвала такси и уехала.
— Как ты перенесла это событие?
До этого я толком ее не знала. Мы с ней уже какое-то время были знакомы, уже даже немножко пожили вместе. Но свою историю она мне еще не рассказывала. И, конечно, это было шоком. В тот вечер я должна была ее забрать на машине. Этот постоянный посетитель закрыл за нее кафе. И всё, там никого нет, рядом на улице никого нет, и я не понимала, что мне делать, потому что не дозвониться и не дописаться, нет никакой связи. Она сама смогла связаться с правозащитниками, попала в шелтер, и все стало хорошо. Потом мне передали, что все с ней нормально, она нашлась.
С этого момента я очень сильно к ней прониклась, я к ней еще больше интереса, человеческого сочувствия стала испытывать, просто узнав ее историю.
— Расскажи про её жениха. Как они познакомились, как складывались их отношения?
Познакомились они через интернет и первое время общались дистанционно. Она думала, что как только она Стасу расскажет о том, что она беглянка с Кавказа, он не захочет дальше с ней общаться.
В итоге она это рассказала ему, и он отреагировал не так, как она предполагала. Он совершенно спокойно отреагировал. «Ну, окей, ну, беглянка с Кавказа и беглянка с Кавказа. Ничего страшного, живем дальше» И ее, конечно, это подкупило очень сильно. Стас так отреагировал спокойно еще и в силу собственной наивности. Он не понимал того контекста, который понимала Седа. Но, конечно, помимо его наивности, наверное, что-то такое человеческое в этом было тоже.
Они познакомились в тот период, когда она не до конца еще решила, остается она в России или уезжает по программе СК SOS за границу. Но в итоге и она сделала выбор остаться в России, и Стас как-то видимо себя проявил так, что стал для нее значимым человеком, даже по переписке. Они оба очень быстро почувствовали что-то особенное, какую-то связь между собой, что это не просто какая-то переписка, одна из. И первая их встреча это подтвердила, и дальнейшие встречи. У них очень быстро отношения стали развиваться по такому счастливому сценарию. Я даже могу сказать, что достаточно удивительные у них были отношения, гармоничные. Из того, что я знаю, у них не было ссор, конфликтов.
Благодаря нему она смогла расслабиться, почувствовать себя в безопасности. Но, как в итоге мы знаем, это, конечно, сыграло в итоге против нее и против нас всех, потому что мы в это поверили, мы все расслабились.
Со Стасом у нее был такой счастливый период расслабленной жизни. В какой-то момент он ей предложил переехать к нему, зная все ее сложности, всю ее ситуацию. Он ей нашел подработку догситтером, на передержку брать собак. Это неофициальная работа, в этом был плюс, что она нигде никак не числилась, никак не светилась, и через эту работу ее нельзя было найти.
— В Чечне она училась в медицинском колледже, она хотела стать медсестрой или врачом?
Я даже не знаю хотела ли она заниматься медициной. Я знаю, что у нее была возможность получить это образование. Это образование одно из немногого, что в Чечне считается нормальным для женщины. Скорее всего, это был шанс продолжать образование, продолжать свою социальную жизнь, ну и в будущем, конечно, иметь возможность опираться на полученное образование.
А так она же художник. То, чем она хотела заниматься по жизни, это что-то связанное с рисованием.
— Расскажи про жизнь Седы, про вашу дружбу между попыткой похищения и удавшимся похищением.
Ну, между попыткой похищения и удавшимся похищением сначала были её месяцы жизни в шелтере, она вживую не могла со мной видеться по правилам шелтера. Сдружились по переписке за это время. Весной она приняла решение уйти из СК SOS.
— Расскажи, как вы вместе проводили время в Петербурге, как вы отдыхали с друзьями?
Достаточно многое из нашего совместного времяпрепровождения для меня связано с нашими поездками на моей машине, потому что я тогда [зимой 2022-2023] училась ездить, и для меня все эти поездки были чем-то особенным. Мне очень ярко запомнилось, что она была как раз тем человеком, с кем я многие свои первые поездки совершала, кто мне помогал, поддерживал. Мы иногда ездили просто так.
Мы достаточно много ездили за город, ездили на природу, ездили один раз с моими одноклассниками на карьер. Первый раз я туда поехала с ней, мы это место разведали. Мы съездили сначала на Пулковские высоты, в заповедник, потом мы поехали на гейзер так называемый под Питером, а потом уже оттуда поехали на карьер. Это был длинный день, полный приключений, весной, в одну из первых недель, когда уже реально жарко. Мы гуляли на Пулковских высотах. Она спрашивала: «Ты не забудешь где машина, мы же не пойдём туда вглубь?» Я такая: «Да не, как я забуду? Не забуду». Пулковские высоты так называются из-за холмов. Мы по этим холмам ходили-бродили по солнцу, по жаре.
Случилось, как она и предвидела, я в дебри в этом заповеднике ее завела, и мы вышли не в том месте, в каком зашли. Выходим, не обнаруживаем машину, а уже пить хочется, уже жарко, уже устали. Я на панике, паранойю, «где моя машина?» Ну, понимаю, что место не то. Мы снова гуляем через этот заповедник, через эти холмы. Она тоже, естественно, устала. Ей было прям жарко. Я в какой-то момент говорю: «Может, ты отдохнешь? Я сама поищу машину, а ты пока посидишь в тенечке?» Но она сказала «нет» и пошла со мной, хотя ей по виду было хуже, чем мне. Выходим в правильное место с помощью навигатора, находим машину, садимся, там напиваемся водой, все хорошо. И она вполне согласна ехать со мной дальше.
Она такой человек, она готова была к приключениям. Дискомфорт и маленькие сложности ее не останавливали. Меня это восхитило, потому что это моя черта, мне это очень близко по духу, и у большинства друзей я этого не нахожу. Я немножко нетипичный человек, я на стройке работаю, стрижка короткая. А Седа хрупкая девушка, женственная и все такое. При этом в желании приключений она очень оказалась на меня похожа.
Мы включили ее музыку любимую. New Age как-то так, наверное, правильно будет описать. Электронная инструментальная этномузыка. Я очень четко помню момент, когда я в очередной раз ее просила: «Ну вот хотя бы сейчас скинь мне эту песню.» С радостью бы послушала всю эту музыку сейчас, но у меня ее просто нет, она так мне и забыла скинуть.
Мы там хорошо провели время, очень насыщенный, очень яркий день. Я ее в итоге довожу до их со Стасом дома, мы прощаемся. И она вполне счастливая, довольная, она не обиделась, не расстроилась, ей тоже искренне понравилось. Я ещё переживала, что, может, я её замучила, но нет.
— Расскажи про поиск Стаса полицией перед похищением Седы.
Стаса искала полиция, ходили с его фотографией по тому район, где он прописан. Кто-то из друзей ему сказал: «Чувак, тут ходят с твоей фоткой и спрашивают, кто ты такой, где ты живешь, и где тебя найти». Никаких причин его искать не было. По-любому искали именно Седу. Они каким-то образом знали, что она с ним связана, то ли через заявление в ЗАГС, то ли через что-то другое.
Седа запараноила, она решила не выходить из дома. Седа не стала связываться с СК SOS. Она и досиделась дома до того, что к ней пришли.
23 августа полиция задержала Стаса в подъезде дома, где он жил с Седой. Он признался, что девушка дома. Седа открыла дверь, силовики её задержали под предлогом того, что она якобы украла у семьи украшения стоимостью 150 тысяч рублей, увезли в Чечню и передали семье.
— У нас есть фотография Седы с чеченским омбудсменом. Что ты подумала, увидев этот снимок?
У меня мгновенно всё внутри оборвалось, эта фотография настолько яркая. У меня был шок, потому что совместился образ моей петербурженки Седы, которую я знала, и Седы – бедной девушки, забитой, в платке, смотрящей в пол и в платье в пол. Я как человек, который ее знает, могу сказать, что она вообще не похожа на себя. Мне сложно было вначале просто узнать ее, что это реально она. От всего ее вида веет чем-то настолько депрессивным, ужасным, какой-то безысходностью, каким-то загнанным зверем. Она подчиняется, не смотрит ни в камеры, ни в лицо этого омбудсмена так называемого. Даже ее закрытая поза, как у нее руки сложены. Это то, как для них и должна женщина выглядеть. Но я-то ее знала раскованным человеком, красивым очень человеком, который не стеснялся своего тела, который двигался совершенно свободно и смотрел в глаза. И эту фотографию еще пытались выдать за подтверждение того, что с ней все хорошо. Эта фотография была для меня большим шоком, чем новость о том, что ее похитили. Эта фотография стала моментом отчаяния и осознания, что же там за кошмар происходит.
— Как Стас себя сейчас чувствует?
Стас поверил в то, что она мертва. И он живет, исходя из мысли, что, скорее всего, его невеста мертва, убита, погибла. И он ничего не может с этим сделать. И он просто бессилен. Он в очень плохом состоянии морально.
— Как ты думаешь, Седа действительно мертва?
Я не могу сказать, как я думаю. Я могу сказать, как я решила думать и как я верю. Это мое сознательное решение верить в то, что она жива. И я считаю, что мое решение ничуть не более необоснованное, чем решение Стаса или кого угодно думать, что она мертва.
— Тебе не кажутся слова правозащитников о смерти убедительными?
Наверное, да. Но это не сообщение, что она убита. Это сообщение, что, по информации источников, она, скорее всего, убита, но доказательств у нас нет. СК SOS этим источникам доверяют. А я не знаю эти источники, с какой стати я должна им доверять до такой степени, чтобы верить, что она убита? Я просто не хочу в это верить. Я даже не думаю, не хочу думать и не разрешаю себе думать про такую возможность. У меня были дни очень тяжелые, когда я только узнала эти слухи, когда я в это все поверила. Мне было настолько плохо, я была настолько дисфункциональна. В тот момент я поняла, что если я поверю, то не смогу ничего делать, просто ударюсь в горе. Я никого не обманываю, когда говорю, что она может быть жива. Я живу исходя из того, что она жива, исходя из того, что надо её спасать. Поэтому если она и окажется жива, то для меня это не будет новостью и шоком.
Доказательств смерти может и не появиться. Просто так сами чеченцы не скажут, что она жива или что она убита. Слухи будут и все. Именно поэтому так важно добиться, заставить официальные органы работать, выполнять свою работу, потому что они смогут официально заявить, что она жива, и предоставить доказательства, что она жива, видеозапись, фотографию, отпустить ее на свободу. Или, что она убита, и тогда уже хочешь – не хочешь, а должны будут признать, что да, она убита, значит, надо расследовать, что она убита.
— Ты винила себя в похищении Седы?
Не в похищении, в тот момент, когда я поверила, что ее убили, я винила себя.
Значит, я слишком поздно пошла на этот пикет, значит, я слишком поздно подняла шум. Почему я раньше этого не делала?
— Что и как ты сейчас делаешь в кампании по освобождению Седы?
Я стараюсь общаться с как можно большим числом журналистов, с как можно большим числом СМИ. Я при первом контакте с их стороны сразу же откликаюсь и говорю, что да, давайте, я вам отвечу на все вопросы. Я все подтвержу или опровергну, что вам нужно, или я вам дам интервью и так далее. Это уже сама по себе очень большая работа, много занимает времени. Я стараюсь первая выходить на связь с кем-то, кто со мной еще не связывался. Например, после 8 марта я сама пнула «НеМоскву» в боте, и они пусть небольшой комментарий, но взяли и написали новость.
Вторая часть, непосредственно не связанная со СМИ, – это работа с активистами, с людьми, которые готовы так или иначе помогать. В основном эти все люди находятся за границей. Это те люди, кто организовывал пикеты у посольств РФ в разных странах. Они много сделали акций на 8 марта в своих странах, не в формате уже пикета, а в формате больше фотофлешмоба, а кто-то в формате участия в других феммероприятиях с плакатами про Седу. Мы с ними продолжаем общаться, планировать какие-то действия, что-то обсуждать.
— Расскажи про свои пикеты.
Пикетов было два, 1 февраля и 8 марта. Пока что два, планируются в дальнейшем тоже. 1 февраля был мой первый одиночный пикет в жизни, первое задержание. И это был самый простенький плакат, который даже не я рисовала. Я была в таком стрессе, что я боялась, что я буквы не смогу нормально нарисовать. Попросила подругу нарисовать. И сам формат пикета был максимально простой. Я просто вышла с этим плакатом и стояла и ждала, когда меня загребут.
8 марта была первая незагребательная часть, я ходила по Невскому в красивой куртке и раздавала листовки, где не было ментов, и где у меня даже было чувство «доктор, меня игнорируют». Потом я пришла к прокуратуре, там какое-то время стояла.
Возле прокуратуры Лену задержали и доставили в ОВД. Она провела в камере двое суток.
— Меня поразило, как много людей за границей ходили в пикеты не из-за политики, а из-за незнакомой им девушки. Как ты смогла убедить их?
Нашелся человек, кто захотел в своей стране это сделать. Я подумала: «Почему нет?» Надо везде тогда делать, где найдем людей, и стала просто искать этих людей. Вот как я нашла Машу Ригович? [Мария Ригович — активистка, уехавшая в Мексику. 14 марта местные бандиты её похитили и требовали выкуп. Девушка была освобождена после предоставления выкупа.]
Это замечательный пример. Я просто искала во «ВКонтакте», забила в поиск Седу Сулейманову, смотрела, кто что про нее пишет. Смотрю, ага, про нее пишет девушка, у которой на аватарке на плакате написано «Убийц на всех не хватит». Так, смотрим, что это за девушка. Так, она выходила на пикет по поводу Кобры Хассани [журналистка, беженка из Афганистана, была осуждена в России за незаконное пересечение границы]. Я просто пишу ей. Она просто откликается. С полного нихрена. Совершенно незнакомый чужой человек, до которого я просто доебалась.
— «Сходи в пикет»?
Не сходи в пикет, а организуй мне пикеты в Мексике, грубо говоря.
Это мог бы сделать кто угодно и по какому угодно поводу. Просто никому не приходило в голову, что можно просто набраться наглости, писать рандомным людям и что эти рандомные люди откликнутся.
От автора
Сейчас у истории Седы нет окончания: никто не знает, где она, жива или мертва. Поэтому и в тексте мы оставим открытый финал: рано или поздно это интервью будет продолжено: усилия стольких людей по поиску похищенной девушки не могут пропасть даром.