Взять собаку с улицы… Наверное, для большинства из нас это выглядит так: милая дворняжка, которую надо вымыть, накормить, избавить от блох и гордиться своим подвигом. А если эта дворняга лежит на обочине и не может подняться, потому что ее сбила машина? И она крупная, тяжелая, грязная, почти наверняка сильно травмирована? Что с ней делать сейчас – и, если даже найдутся силы, решимость и деньги довезти ее к ветеринару, – что с ней делать потом, когда выяснится, что она не скоро сможет встать на четыре лапы?
Мы отправились во Владимирскую область, чтобы познакомиться с создателями приюта «Тимошка», которые спасают именно таких – самых тяжелых, несчастных и неприкаянных животных.
– Чаще всего наши животные – это «обочина»: вся стая перебежала дорогу, а кто-то не успел, – рассказывает хозяйка приюта Ольга, проводя меня мимо вольеров с собаками.
– Типичная история: люди увидели такую сбитую собаку и не знают, как подойти и что делать? По нескольку часов стоят рядом или все-таки довозят до клиники, узнают огромную цену лечения – и начинают обзванивать известные приюты, которые первыми выдаются в поисковиках, не сразу дозваниваются, там отказывают… Постепенно люди добираются до нас – а мы в самой дальней выдаче поисковиков, у нас ни пиара, ни рекламы. Но мы беремся за самых сложных, которым другие отказывают, – вот так нас однажды и находят. А потом, когда подписываются на наши сети, включается сарафанное радио: там знакомый нашел собаку, здесь опять кто-то на обочине валяется…
– Может, и хорошо, что вас сложно найти в интернете? Как только приют становится известным, тут же начинают просить взять все новых и новых животных…
– Да про сбитых-то собак пусть просят…
– Но ведь в какой-то момент у вас закончатся места? – предполагаю я, оглядываясь: территория совсем не выглядит огромной.
– Места давно закончились, но хоть куда-нибудь в уголочек я пристрою… Очень жалко их, не могу отказать.
Этот приют чем-то похож на японский сад камней – с одной точки невозможно увидеть все вольеры, постоянно видишь только несколько собачьих физиономий за оградами. И это не результат хаотичной застройки, так сделано специально, чтобы обитатели приюта реже видели друг друга, поменьше лаяли. Для выгула – несколько огороженных площадок, куда отводят по очереди жителей ближайших к площадке вольеров.
– Сколько здесь всего собак? – спрашиваю я, рассчитывая услышать в ответ «тридцать» или «сорок» и удивиться, как они все тут поместились, а вроде и не тесно.
– Девяносто с небольшим, - отвечает Ольга. И я совсем теряюсь.
Сейчас они, конечно, все равно лают – пришли гости, событие. Идем по собачьему поселению и пытаемся записать историю приюта, но все время отвлекаемся на истории его обитателей. Эти сюжеты короткие и чем-то друг на друга похожие, а звучат какой-то бесконечной хроникой собачьих страданий.
В которых виноваты, увы, люди.
И не всегда косвенно, потому что были за рулем сбившей очередного бедолагу машины. Бывают и другие истории: собак бросают в дачных поселках, часто беременных. После дачного сезона выкидывают собак и щенков из машины на обочины. Собак избивают. Иногда расстреливают догхантеры – узнав из соцсетей, что где-то появилась неприкаянная собака, они могут успеть раньше, чем волонтеры...
«Этих щенков нашли на дачах, на помойке в застегнутой сумке. Сейчас они подросли уже. А вон тех щенков высадили из машины на дороге из дачных поселков, и они метались по обочине».
«Гелю тоже щенком на дачах бросили, у нее как раз начиналась течка, и местные дачники, увидев ее, позвонили нам. Обидно было, что мы нашли ей хозяев, отвезли сами за тысячу километров, а через два года ее хозяева позвонили и сказали, что собачка выросла и слишком активная – слишком энергично играет с ребенком, забирайте ее обратно. А ведь это метис, очень близкий к лабрадору, конечно она будет активная, чего же вы хотели… Пришлось эту же тысячу километров проехать, чтобы забрать ее снова в приют. Но ничего, мы, когда пристраиваем собаку, всегда просим: если что-то не так, пожалуйста, не выбрасывайте ее и не перепристраивайте сами непонятно кому...»
«Тимоху выкинули из машины, и он остался на улице. Волонтеры два дня писали о нем в соцсетях, искали, кто его заберет, а догхантеры, видимо, прочли посты, приехали туда, где он сидел, и стреляли в него. Кусок кости просто вылетел из лапы, мы туда вживляли искусственную кость, но полностью восстановить функцию лапы не удалось. Но все-таки он опирается на эту лапу, когда ходит, а на трех лапах ему было бы трудно двигаться, он тяжелый и заваливался бы на бок…»
«Тёма полугодовалым щенком получил перелом позвоночника и пять дней лежал у подъезда с табличкой «Кто-нибудь подберите собачку, не может встать». Соседи нашли начинающего врача, который сказал, что попробует сделать операцию, но в качестве эксперимента, не знает, поможет ли это собаке… Мне кто-то позвонил, и я, когда про эти эксперименты услышала, скорее кинулась туда, чтобы только собаку не трогали. Таня его потом полгода восстанавливала»
«Про Пуха думали, что он сломал позвоночник. Позвонила женщина в два часа ночи и ревет в истерике: тут щенок у подъезда умирает, я сижу с ним, девать его некуда, муж на меня орет – иди домой. И щенок, главное, по ее описанию со ступеньку подъезда размером. Какой же, говорю, это щенок? Нет, говорит, щенок… Мы приехали туда, и оказалось, что собака без перелома, просто вся в гематомах, живот черно-синий, ее кто-то так сильно избил, что она не могла встать»
«У Фрегата была нервная форма собачьей чумы, когда поражаются нервные окончания. Обычно животные от этой болезни умирают или остаются с дергающимися лапами, но его удалось выходить, вот – ходит»
«Про Кенгу нам рассказала девочка, которая держала своих собак на платной передержке и там увидела ее – кто-то принес и оставил, а передержка ею не занималась. Девочка позвонила нам, ну, дальше понятно… У Кенги был вид простейших, повреждающих нервную систему. Мы забрали ее в запущенном состоянии, с потерей опороспособности. Делали артродез и курс реабилитации, чтобы она могла опираться на лапу»
Еще страшнее, когда животных истязают те, кто должен был хоть как-то о них заботиться. Среди питомцев «Тимошки» есть собаки из закрытого в 2016 году приюта «ЭКО Вешняки», владельцы которого, получив средства из городского бюджета, по сути, медленно уничтожали попавших к ним животных.
Собственно, с приютов БАНО «ЭКО» (так называлась организация, выигравшая несколько тендеров на устройство приютов для бездомных животных и содержавшая их в чудовищных условиях) когда-то началось погружение Ольги с систему помощи бездомным животным. И дружба с Татьяной – ветеринарным врачом, второй создательницей «Тимошки».
– Таня всю жизнь мечтала быть ветеринаром, я всю жизнь люблю животных, вечно кого-то приносила домой, перематывала, кормила… Рядом с домом было много гаражей, там куча собак, как-то я ехала на работу, они голодные, бегут за мной, половина беременные… Это вдруг меня зацепило. В те времена как раз начинались программы бесплатной стерилизации за счет городского бюджета, и я стала возить собак на стерилизацию. Однажды собака, которую я хотела стерилизовать, умерла, не дождавшись даже операции, – запаниковала, что-то случилось с сердцем. Для меня это было таким потрясением, что я думала не связываться больше с бесплатной стерилизацией. Но вот собака живет во дворе, надо что-то снова делать. Мама увидела по телевизору репортаж про международный центр, который открывали иностранцы и хотели сделать все как можно лучше. Она мне сказала: попробуй туда поехать, может быть, там не так, как везде… Я туда приехала, ознакомилась с Таней – она там работала.
Читайте наш прошлый материал: «Вне зоны доступа: как живут (и умирают) собаки из бывшего Кожуховского приюта»
Потом моих стерилизованных собак стали отлавливать из наших гаражей и отвозить в муниципальный приют «Печатники», он тогда тоже был эковский, и это была жуть. Собаки там ели лед зимой, потому что им не давали воды, и пасти у них были в крови. «Своих» собак я в результате оттуда все-таки забрала: ходила в управу, писала заявления, прививала их, делала отчеты по ветпаспортам, и мне дали добро – пусть собаки живут во дворе, только следи, чтобы не было жалоб.
Но, пока я забирала оттуда своих собак, я увидела других. Так мы с другими волонтерами влезли в этот приют и шесть лет там пробарабанили. Собак же там никто не лечил, якобы отвозили больных собак к врачу, а на самом деле отвозили в другой приют «ЭКО», «Вешняки», и там прятали. И вот Таня по ночам приходила, их прокалывала, капала, мы приплачивали рабочим, чтобы нас не выгоняли… Сколько мы собак там пролечили, не сосчитать.
Нам продолжали попадаться еще какие-то больные, сбитые собаки, мы их лечили, но потом их приходилось отдавать на передержки, и дошло до того, что за эти передержки нужно было уже платить по двести тысяч в месяц. Мы поняли, что это нереально. На промзоне взяли землю в аренду и сделали небольшие вольерчики. Потом промзоны стали облагораживать, и так семь лет назад стало ясно, что надо брать землю и строить настоящий приют, других вариантов у нас нет.
«Когда мы уже перестали ходить в приют «Печатники», нам позвонил оттуда волонтер, сказал, что там собаке рабочие пробили голову, она лежит просто в углу и загибается. Вот этот беленький Тим. Мы очень долго его выхаживали, думали, что не придет в себя»
«Максик совсем старый, с трудом ходит и ослеп. Когда волонтеры добились, чтобы их пустили в приют «ЭКО-Вешняки», там все животные были в плохом состоянии, а мы, раз уж у нас такой опыт реабилитации, решили забрать оттуда самого несчастного. И нашли Максика – он валялся в грязи, даже встать не мог. Когда я его увидела, я у Тани спросила, почему у него такое странное строение черепа, даже на собаку не похож, голова как корнишон? Она сказала, что пес просто истощен. А еще у него был венерическая саркома, собаки ее друг от друга цепляют. Температура, кровотечение... Когда для собак из Вешняков наварили тогда ведро каши – думали, когда привезем их в приют, скорее каждой по миске каши дадим, они же голодные… Так Максик когда увидел это ведро, просто воткнулся в него головой и один все съел…»
Мы взяли кредит и купили 50 соток земли – этот участок и еще один, подальше, он пока для выгула. Начали строить, собирать в соцсетях деньги на материалы, искать рабочего – к нам приехал Коля из Брянска и так здесь и остался, только два раза в год ездит домой. Нанимать строительные бригады для строительства домика и вольеров оказалось очень дорого, поэтому Таня с Колей строили все вдвоем пять лет и потихоньку забирали с передержек наших собак. Сначала тут была только бытовочка, где мы сейчас кухню сделали, и неотапливаемая пристройка, где Таня с Колей спали в мороз на полу в дубленках. Вот, сколько сил, крови и пота сюда вложено.
С тех пор мы так живем: Коля здесь, а мы работаем в Москве, но три раза в неделю приезжаем сюда. Надо убирать вольеры, закинуть туда свежее сено, поменять воду, раздать корм, вывести собак на прогулки… Во всех вольерах утепленные будки, а зимой мы еще накладываем туда много сена. Сухой корм у собак всегда в вольерах, еще как докорм даем кашу с курицей, консервы.
– Когда я здесь, я хотя бы раз сама обхожу все вольеры, раздаю кому-то вареные кости, кому-то куриные спинки, это у нас ритуал, церемония, они ждут, радуются, – объясняет Ольга, открывая крышки кастрюль в кухне. – Вот, как раз, видите, варится каша и отдельно – курица с бульоном, потому что есть привереды. Кто не ест курицу, получает отдельно консервы. А сейчас они почему еще растявкались – я ведь обошла с вами вольеры, а угощения не принесла, непорядок…
– Как соседи реагируют?
– Первый год – это была эпопея, соседи из дачных поселков писали на нас жалобы, грозились снести, страшно было, что решат потравить собак. Приезжал сотрудник управы из Александрова, ему описали, что у нас все ужасно: мусор, грязь, собаки бегают стаями и всех кусают. Он приехал – увидел, что у нас закрытая мусорка, нормальные условия для животных в вольерах. И сказал, что закрывать нас не будет, просто попросил сделать так, чтобы людям рядом жить было комфортно, ведь дачники приезжают отдыхать, а тут лай и гвалт, понять их можно. Поэтому мы так размещали вольеры, чтобы шума было меньше.
Конечно, если бы земля была поближе к Москве, было бы проще нам и волонтеры могли бы приезжать помогать. Но цены… Так что нашли землю во Владимирской области, хотя и на самом ее краю, практически рядом с Московской. Землю искали не совсем уж в чистом поле, а чтобы рядом все-таки была дорога, несложно было бы добраться до магазина. Чтобы категория земли была – крестьянско-фермерское хозяйство, иначе животных нельзя было бы размещать.
У нас есть как бы хозяйственный участок: кусты малины, парник, мы в нем вещи храним, яблонька… Можно считать, что тут бесценный сорт малины у нас, а девяносто собак ее охраняют. Да, еще у нас есть козел Борька и вон две утки в вольере…
– Для создания видимости крестьянско-фермерского хозяйства?
– Да нет, одну утку травмированную подобрала мама, и мы подлечили. А чтоб ей не было скучно, купили еще одну утку в питомнике, где их выращивают для притравки охотничьих собак. Правда, теперь мы с Таней перестали уток различать. Живут вместе, иногда несут пустые яйца.
А Боря из контактного зоопарка. Они там жили с козой, а когда возраст вышел, их собирались забить, и мы их забрали. Коза мало прожила, а он живет, и сколько проживет – непонятно. У него больные ноги, нет зубов. Ну мы нашли ветеринара по таким животным, возим нашего козла к нему каждый месяц, еще купаем в специальном растворе, чтобы паразитов не было…
Идем знакомиться с козлом. Он живет в дальнем вольере. Говорят, что козел Боря смирный, но иногда все-таки пытался кого-нибудь стукнуть рогами и по этой причине утратил доверие одной из приютских собак, которая раньше с ним охотно играла. Козел изучает меня долгим обстоятельным взглядом, словно решает, подхожу ли я в качестве мишени для приложения его загнутых рогов или не очень заслуживаю усилий.
После визита к козлу заходим в кошатник: небольшое помещение из нескольких отсеков с узкими проходами (чтобы зимой все лучше прогревалось). Зимой сюда приносят обогреватель, а летом в кошачьих «комнатах» открыты окна, из которых можно попасть в огороженные вольеры для прогулки. В отсеках – домики, на комнатку по три-четыре кошки. Кто-то выходит с нами знакомиться, кто-то предпочитает схорониться под домиком или в дальнем углу, а то мало ли, что мы за люди такие.
– Кошки у нас тоже жили всегда, хотя их реже сбивают машины – это у нас в основном «летуны», те, кто выпал из окон и расшибся. Тайсон такой – он с переломом позвоночника…
– Он хоть ходит? – спрашиваю я, потому что Тайсон как раз отсиживается в домике.
– Да он по потолку бегает, если занервничает… Его подобрала женщина на улице всего переломанного, принесла в клинику, а когда ей озвучили ценник на лечение, сказала, что не потянет. Мы давно сотрудничаем с этой клиникой, и врачи сразу позвонили нам, спросили, возьмемся ли мы лечить кота, мы взялись… Месяца три он был в клинике, оперировался в два захода.
Соседки Тайсона – три кошки из Бронниц, которых забрали сюда с улицы в мороз перед Новым годом. Кошки были «бабушкины»: жили в частном доме. Когда бабушка умерла, ее пьющий сын убил одного кота, который залез к нему на кровать, а остальные кошки смогли убежать на улицу. Соседи позвонили в «Тимошку», и тут, к счастью, как раз были свободные места в кошачьих вольерах.
– Вот Ромашка, там Чернушка, там Рыжик, под домик спряталась Маруся, у нее косой глазик, - перечисляет Ольга кошек.
– Тайсон их не бьет?
– Тут три девочки, которые давно жили вместе, а он – мальчик... Это они его могут побить!
Сколько средств нужно, чтобы поддерживать жизнь этого собачьего (и немного кошачьего) городка?
Содержание приюта в месяц – примерно 450 тысяч рублей, включая зарплату рабочих (в приют постоянно пытаются найти второго работника, но редко кто задерживается – сложно найти рабочего, который захочет здесь жить постоянно и при этом будет готов не просто делать что-то по хозяйству, но и общаться в животными, которым нужны забота и внимание). Много чего делать самим, что-то подешевле закупать, привозить и таскать продукты и корм. В месяц приюту нужно 480 кг сухого корма, 350 кг крупы (гречка и пшено), 120 кг куриных спинок, примерно 300 кг костей.
Это, так сказать, постоянные стабильные расходы. А главная и труднопрогнозируемая статья расходов – операции и содержание питомцев в клиниках. Операция на позвоночнике для собаки стоит в районе 100 тысяч, а потом надо подержать собаку в стационаре, пока не снимут швы или наружные конструкции, ведь таких прооперированных пациентов не заберешь сразу в вольер. А если собак на лечении несколько, расходы могут составить до 500 тысяч в месяц.
– На операции мы отвозим собак в одну клинику – да, там дороже, но там очень хороший врач, ведь можно заплатить не 80 тысяч, допустим, а 25, но потом окажется, что все нужно переделывать, и новые расходы, и столько страданий для собаки, – объясняет Ольга. – А в стационар собак кладем в другую клинику, там дешевле, и мы уже десять лет с этими врачами сотрудничаем, знаем, что они будут делать то, что нужно, и как мы попросим. Когда можем забрать, привозим собак сюда, и Таня занимается их реабилитацией.
Для реабилитации на территории есть площадка: деревянные лесенки, конусы, которые надо обходить: собаки учатся заново правильно ставить лапы, держать координацию. Иногда для реабилитации нужен бассейн, тогда уже надо ехать в реабилитационный центр, это тоже недешево. Реабилитация собаки после травмы позвоночника – это сложно.
Впрочем, гораздо сложнее и дороже – содержание «спинальника», у которого не работают задние лапы. Такую собаку в приют не поселишь: нужно теплое помещение, ведь собака будет постоянно ползать. Нужна ванна, надо постоянно обрабатывать пролежни, с чем не справится рабочий в приюте. Поэтому если здесь появляются спинальники, они живут на платной передержке.
– Мы боремся за них до последнего, стараемся не соглашаться на ампутацию, если можно хоть как-то спасти лапу, - говорит Ольга. – Вот Барту лапу пришлось удалить: он попал под электричку, и лапа выглядела просто как прокрученная через мясорубку, могла начаться гангрена.
А Лорду лапу сохранили. Он жил в поселке, его сбила машина, и он долго лежал без помощи, пока нам кто-то не позвонил. Мы спасали его два года, и обошлось нам это в 600 тысяч. Из Америки заказывали специальные капсулы – антибиотик, который вшивают в лапу, и он не дает распространяться инфекции.
Отрезать лапу, конечно, проще, но, если уж ты взялся собаку вылечить и как-то получается собрать на это средства, хочется довести лечение до конца. Нам порой говорят: «Зачем так тратиться, можно отрезать…» Ну, отрежьте ногу себе! Вы согласитесь, если можно ее спасти?
Какие нужды самые насущные?
Прямо сейчас нужна очень помощь на лечение одного из питомцев – собакена по кличке Никсон. У собаки на кости лапы злокачественная опухоль, которая разъедает кость, вовлекая в себя окружающие ткани. Оперировать нужно срочно, пока опухоль не распространилась дальше, риск метастазирования очень высок. Стоимость операции и оплата постоперационного стационара на две недели потребует 75 тысяч рублей, и эту сумму важно собрать как можно быстрее.
Также нужна помощь на оплату стационара для животных, которые находятся на лечении: кошки Булочки, собак Боси и Сильвы. В сумме это 126 тысяч рублей.
- Карты для сбора: 4276 3802 2721 6723 (Сбер, на имя Ольги Алексеевны К.)
- Система быстрых платежей без комиссии: по номеру +7 915 216 85 92 (Галина Олеговна Г.)
Если делать при переводе пометку «Сота», Ольге проще будет понять, что ей помогли наши читатели.
Помочь можно не только деньгами: очень пригодятся корма для животных и крупы! Подробнее о нуждах приюта и всех питомцах можно прочитать на сайте barbosik.com.
Еще можно подписаться на группы приюта и хотя бы время от времени помогать деньгами или репостом. Репосты историй животных – это, как ни странно, все равно важно, даже если раз в год один репост сработает. У самих хозяек приюта сил и ресурсов на активный пиар и пристройство животных просто не остается.
Страницы в соцсетях:
– А еще, – добавляет Ольга в конце разговора, – напишите, пожалуйста, чтобы брали собак из приюта! Может быть хоть когда-нибудь кто-нибудь сможет?
Девять десятков собак, которые провожают нас тявканьем на разные собачьи голоса, вполне солидарны с этой просьбой. Очень важно, чтобы тебя поставили на все твои четыре лапы и заново научили на них бегать. Но иметь хозяина, которого этими лапами можно будет перемазать на прогулке, а он не рассердится, ведь ты же его любимая собака, – это, наверное, собачья мечта, которая не менее важна.